Руководитель службы развития инновационной экосистемы РВК Георгий Гоголев: локального рынка не существует

Георгий, вы – частый гость в Академпарке и хорошо знакомы с работой Зимних и Летних школ, которые в этом году подошли к важному рубежу деятельности – 10-му сезону. Этот проект генерирует основную часть новых компаний-резидентов Академпарка – более 20 ежегодно. Как вы считаете, успешно ли Школы справляются со своей задачей и каково будущее проекта?

Главная цель таких проектов – создать воронку резидентов для  бизнес-инкубаторов Академпарка. И судя по тому, что инкубатор регулярно пополняется выпускниками Школ, с ней проект справляется хорошо. Пожалуй, это самая большая регулярно действующая воронка для проектов за Уралом. В Академпарке создан очень хороший и большой фильтр, который отбирает не только новосибирские проекты, но и стартапы соседних регионов. Что касается будущих перспектив Летних и Зимних школ, то если будет расти престижность, ценность попадания в бизнес-инкубаторы Академпарка, то следует ожидать появления здесь посевных инвесторов. То есть помимо места в бизнес-инкубаторе у участников будет реальный шанс получить финансирование. Это, конечно, еще сильнее повысит популярность Школы. Соответственно, улучшится качество воронки, потому что будет больше претендентов.

Вторая важная задача Школы – это формирование команд. На финальных выступлениях я часто вижу, что люди, познакомившиеся месяц назад, уже представляют проект хорошего уровня. И даже если они не попадают в бизнес-инкубатор, по крайней мере, у них есть команда, а также бизнес-навыки, которые они могут применять как в своих, так и в других проектах.

Как вы оцениваете перспективы финалистов 10 сезона Школы?

Я был на финальных презентациях секции «Нано-Био-Мед», где увидел несколько проектов с очень хорошими глобальными перспективами. Если то, что они заявляют, правда, это могут быть очень большие глобальные биотехнологические компании широкого профиля. Они имеют шанс либо построить приличный бизнес и продаться крупной «фарме», либо создать независимый бизнес. Я отметил три таких проекта среди восьми финалистов секции. Это весьма впечатляющие результаты для стартапов начального уровня.

Но если говорить о биотехнологических проектах, то зачастую их успеху мешает отсутствие финансирования. Ведь для развития им требуются очень большие капиталы…

Для биостартапов проблема даже не в объемах вложений, а в сроках вывода продукта на рынок и его окупаемости. К сожалению, частные инвесторы в России не очень интересуются биотехнологиями. Людей, которые понимают в этой области, действительно мало. Поэтому сейчас все пять биотехнологических фондов – Биофонд РВК, Максвелл Биотех, Биопроцесс Кэпитал Венчурс, РусБио Венчурс –  имеют капитал РВК. Они работают в режиме обычных рыночных фондов. Чтобы попасть в их портфель, нужно готовить бизнес-план, подавать заявку, обсуждать проект с ними. У них разные мандаты, надо выбрать подходящие и начинать работу в этом направлении. Все эти фонды действуют независимо от нас, сами принимают решения. РВК их проекты видит уже на том этапе, когда их готовят к сделке.

Какие вообще перспективы финансирования есть у российских стартапов? Куда идти технологическому предпринимателю за деньгами? В банк, венчурный фонд (государственный или частный) или к бизнес-ангелу?

В ИТ-отрасли, где не требуется больших вложений, конечно, лучше всего работать без привлечения инвестиционных денег и максимально далеко двигаться самостоятельно, в Америке это называют bootstrap. Тогда в конечном итоге основная доля останется у основателей. Примеров много: это и Apple, и Facebook, или посмотреть, например, на белорусский Wargaming. Его основатели сами владеют компанией с гигантскими оборотами. Они самостоятельно «вытянули» стартап на своих деньгах. Если пойти к инвесторам на ранней стадии, они очень сильно размоют компанию. При этом в России очень много частных ИТ-фондов и проблемы с инвестированием хороших проектов, в принципе, нет. Если проект качественный, особенно на стадии, когда уже есть продажи, найти инвестора легко.

В других отраслях ситуация сложнее. Если вы занимаетесь физическими технологиями и вам нужны лаборатории, оборудование, рабочие места, то это всегда дороже. Соответственно, в этом случае без инвесторов или значительного личного капитала сложно. Опять-таки, «тянуть» без размывания доли нужно максимально долго, но при этом важно не упустить рынок.

Если нет своих денег, то «тянуть» можно на кредитах?

Кредиты на таком уровне обычно не дают. Только под солидную интеллектуальную собственность, и то в России это не распространено. Есть государственные организации, например, МСП банк, который дает кредиты малому бизнесу. Но все равно этими схемами достаточно тяжело пользоваться стартапу, у которого нет продаж.

Таким компаниям, как правило, помогают научные гранты. Их дает Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, который предоставляет грантовое финансирование на пограничную стадию науки и бизнеса. Конечно, серьезным технологическим стартапам нужны гораздо большие деньги, но важно дотянуть на грантах до прототипа. Затем – ищите бизнес-ангелов, после – фонды.

Ваш совет: лучше работать с государственным фондом или частным?

Если говорить о выборе, то частные деньги всегда работают эффективнее. Когда люди вкладывают свои средства, они всегда лучше управляют ими и создают правильные системы мотивации, что в конечном итоге помогает и портфельным компаниям. Но именно поэтому большинство фондов РВК управляются частными командами.

Как, по вашему мнению, можно решить проблему с отсутствием в российских регионах крупных посевных фондов и частных инвесторов?

В Новосибирске очень хорошая инновационная экосистема. Только в зданиях Академпарка работают 4 500 человек, которые заняты в технологическом бизнесе. Здесь несколько сот инновационных компаний. Некоторые уже и сами могут инвестировать в мелкие бизнесы, а большинство из них – “инвестопригодные”. Таким образом, у вас есть качественный пайплайн (пул перспективных компаний) – то, чего в России и в мире не хватает. Но у вас нет верхней части экосистемы – крупных компаний, которые могут стратегически потреблять эти бизнесы. Также есть нехватка венчурных фондов и активных бизнес-ангелов, которые бы располагали более серьезными суммами инвестиций и могли бы финансировать компании на различных стадиях. Это необходимо, чтобы командам в три человека не приходилось лететь в Москву или в Бостон за инвестициями.

На самом деле, в Европе существуют абсолютно те же проблемы. Например, стартапы из Парижа отправляются за большими деньгами в Лондон. В свою очередь, кембриджские и оксфордские команды летят в Нью-Йорк или в Бостон. В конечном итоге верх пирамиды рискованных технологических инвестиций – это Калифорния. А если необходимо провести IPO или нужны крупные инвестиционные банки, то Нью-Йорк.

Отсутствие крупных инвесторов – неспецифичная российская проблема. Тем не менее, у Новосибирска есть все шансы ее решить. Здесь есть очень важная составляющая – это хорошо отобранные, сконцентрированные, пригодные для инвестиций проекты, которые в принципе фондам нужны всегда. Теперь нужно как-то создать условия, чтобы они сюда пришли.

Два года назад мы разговаривали с вами о перспективах инновационного предпринимательства в России. Тогда вы отметили, что в нашей стране, к сожалению, сложилось негативное отношение к предпринимательству в научно‑технической среде. Что вы можете сказать сейчас, когда технопарки, инновационные центры и акселераторы получили большее развитие? Ситуация изменилась к лучшему? 

Я имел в виду, что ученые негативно относятся к предпринимательству. И они по-прежнему негативно к нему относятся. Хотя перелом сейчас происходит: благодаря реформе академии наук они начинают смотреть на мир более широко открытыми глазами. Кроме того, я должен отметить, что многие университеты изменили стратегии за последний год: они стали внедрять различные инновационные процессы внутри вузов. НГУ, мы надеемся, тоже вольется в это движение и будет развивать инновационную экосистему внутри и вокруг себя, потому что он являет собой очень естественную прослойку между фундаментальными исследованиями научных институтов в Академгородке и рынком. НГУ может стать неким хабом коммерциализации, который берет технологии из академических институтов, упаковывает их и передает в Академпарк или внешним инвесторам. Для этого у них очень хорошее историческое положение – связи, компетенции. Но пока они этим не занимаются. Тем не менее, я не исключаю, что руководство университета думает в эту сторону, но пока не достаточно комплексно и активно.

Кроме того, развиваются технопарки. Пока мы не располагаем обновленными цифрами, но 2 года назад исследования показали, что лишь 5% технопарков и бизнес-инкубаторов в России работают с западной эффективностью. То есть хороший показатель – это 85% выживаемости компаний-резидентов по прошествии 3 лет.

Но в России пока мало технопарков, которые создают себе грамотную воронку на входе и выбирают один из 10 проектов, как, например, это происходит в Академпарке. В основном, технопарки выбирают каждый второй проект. Естественно, выживаемость получается 25 – 30%. А это очень низкий показатель. Они выполняют KPI по количеству резидентов, но не ключевые функции технопарка по созданию качественного сервиса и пайплайна проектов.

Пока можно сказать точно: Академпарк работает гораздо лучше, чем большая часть российских технопарков. Но и у остальных мы видим трансформацию, поэтому хотим эти изменения измерить. Сейчас уже у многих есть понимание, что технопарк – это не только сдача площадей в аренду, но и создание экосистемы и необходимых сервисов для резидентов.

Как бы вы предостерегли выпускников Зимней школы Академпарка от распространенных ошибок инновационных предпринимателей?  

Надо аккуратно брать деньги и смотреть шире. Большинство выпускников Зимней школы уже понимают, что их идеи ценны глобально. Некоторые, конечно, целятся на локальный рынок, но достаточно много проектов, которые уже замахиваются на глобальные рынки. Главное – не терять этот фокус, понимать ступенчатость вывода продуктов, знать свой рынок и то, как к нему двигаться. Для успешного стартапа это критичный момент, потому что локального рынка, в общем-то, нет. Находясь в Новосибирске, можно и нужно продавать глобально.